17 октября 2018 г.
Иван Кузьмин, директор проекта Intel Performance Libraries в России, в ходе интервью, данного на MERLION IT Solutions Summit 2018, рассказывает об обширных возможностях искусственного интеллекта, о необходимости консолидированного подхода к цифровой трансформации и о важности досконального знания своего клиента ИТ-ритейлерами и интеграторами.
CRN/RE: Темп, который задавал микропроцессорной индустрии эмпирический закон Мура на протяжении почти полувека, в последние годы с очевидностью сбавляется. Как Intel видит своё место на рынке в этой связи, какие направления развития для себя намечает?
Иван Кузьмин: Intel — компания, в которой все привыкли видеть производителя микропроцессоров. На самом деле, она уже довольно давно трансформируется и становится тем, что мы называем data-driven company, — компанией, приводимой в движение данными. Мы понимаем, что данные приближают будущее. И потому крайне важно уметь отвечать на следующие вопросы: как получать эти данные. как их хранить и обрабатывать, как извлекать из них пользу?
Закон Мура, который чаще всего упоминают в связи с Intel, действительно долгое время помогал нам прогнозировать рост производительных мощностей микропроцессоров. Сегодня, однако, не столь важен технологический процесс, по которому изготовлен тот или иной чип, не столько важна процессорная архитектура, сколько эффективность этого чипа при обработке данных. Понимание этого подхода начинает проникать в самые различные области деятельности.
Так, я лично в Intel занимаюсь задачами, связанными с искусственным интеллектом (ИИ), с беспилотными автомобилями. Моя команда создаёт математические библиотеки, оптимизированные для различного рода процессоров, поскольку для каждой конкретной задачи наилучшим образом подходит тот или иной чип. Искусственный интеллект — это прежде всего алгоритмы, вычислительные абстракции. А «железо», на котором исполняется код, в известном смысле вторично.
Что мы сейчас видим: ИИ становится доступен для решения самых разных прикладных задач. Он выходит из состояния некой игры ума, какого-то узкоспециализированного инструмента, при помощи которого можно решать действительно сложные, но не слишком насущные задачи, — распознавание рукописного текста, скажем. Сейчас действительно появляются ИИ-решения, которые делают наш мир безопаснее, эффективнее.
CRN/RE: Искусственный интеллект нуждается в огромном количестве самых разнообразных данных. Что естественным образом приводит к появлению десятков и сотен устройств, непрерывно собирающих информацию: аудио, визуальную, какую угодно ещё. Насколько, по-вашему, люди готовы поступиться последними остатками приватности и променять неприкосновенность частного пространства (уж сколько там его ни осталось в эпоху соцсетей и публичных облаков) на удобство и комфорт, которые взамен готов обеспечить им ИИ?
И.К.: Мы серьёзно относимся к вопросам безопасности и приватности. Мы за то, чтобы давать человеку свободу выбора. Чтобы он сам принимал решение, хочет ли раскрывать данные о себе, получая в обмен какие-то возможности, или не хочет. Мы, со своей стороны, видим очень серьёзную выгоду для самих же людей в том, чтобы возможности ИИ использовались как можно шире. Взять те же камеры наблюдения, которые пытаются распознать — и уже довольно неплохо распознают — каких-то нежелательных личностей в людском потоке.
Другой пример: я работаю над ИИ, который отвечает за управление беспилотным автомобилем. Здесь выгода от автоматизации самоочевидна. Огромное число людей гибнет и страдает из-за аварий. Мы сможем реально сделать мир намного безопаснее, когда выпустим на дороги автомобили, которые будут ездить строго и исключительно по правилам, которые сведут на нет негативный человеческий фактор — ошибки водителя. Ради этого, я считаю, стоит работать.
Что же касается покушения технологий на приватность... Как я уже говорил, здесь должна быть возможность каждому человеку самому решить, хочет он чем-то поступаться ради обеспечиваемых технологиями преимуществ или же нет. Другой момент, который мне кажется важным, — это необходимость регулирования всех чувствительных в этом плане вопросов на государственном и межгосударственном уровне. Это больше, чем может взять на себя какая-то одна компания.
Скажем, уже сейчас в США происходит объединение различных компаний, которые обсуждают внедрение ИИ, защиту персональных данных, и они совместно с государством вырабатывают некие обязывающие решения для всей индустрии. Во Франции, я знаю, развиваются такие же инициативы. Intel всегда активно участвует в подобных дискуссиях, выносит на обсуждение свои технологические решения. Мы убеждены, что в этой области не обойтись без совместного участия бизнеса, государства и общества. Тут требуется выработать какой-то общий подход, какой-то новый консенсус. Само понятие персональных данных в принципе, я считаю, будет трансформироваться со временем.
CRN/RE: Какое направление развития ИИ вам видится наиболее перспективным: интерактивное, всякий раз инициируемое человеком, — на манер голосовых помощников, которые отвечают на поставленные людьми вопросы? Или же подспудное, всеобъемлющее, что подразумевает погружение человека в кокон заботы по-настоящему умных вещей, которые не столько реагируют на его явные запросы и пожелания, сколько предвычисляют и предугадывают их?
И.К.: И то, и другое; всё зависит от конкретного приложения. Те же голосовые помощники, например, чрезвычайно упрощают взаимодействие человека с компьютером. Наше поколение больше привыкло вводить запросы с клавиатуры, а уже нашим детям удобнее общаться с компьютером через голосовой ввод. Но клавиатура-то при этом никуда не девается.
Есть, конечно, и некие полностью автономные решения. И они тоже будут развиваться — как уже упомянутые самоуправляемые автомобили, индустриальные роботы и т. п. Наше дело — создать технологии, с учетом требований безопасности, которые обеспечат и поддержат любой уровень автономности машины. При этом у каждого конкретного человека будет выбор — доверять своей машине действовать на том или ином уровне автономности.
CRN/RE: Реально ли появление в ближайшее время на рынке умных автономных вещей, которые все необходимые расчёты смогут выполнять собственными аппаратными средствами? Или всё же необходимую вычислительную мощь достойному ИИ могут обеспечить только сверхмощные компьютеры в облаке, отчего «умные» вещи останутся просто интерфейсами, связанными с этим облаком по Wi-Fi или NB IoT?
И.К.: Тут всё тоже зависит от конкретного решения. Нельзя, скажем, сделать автомобиль, который при потере связи с дата-центром превращается в неуправляемую груду металла, разогнанную до высокой скорости. Ожидать, что вся неохватная территория России будет покрыта беспроводными каналами с должной пропускной способностью, не стоит. Да и во всём мире так: физические ограничения, скажем, на предел пропускной способности даже самого лучшего беспроводного канала никуда не денутся.
Поэтому как раз для автомобилей Intel разрабатывает полностью автономные решения. И здесь не обойтись без достаточно мощных вычислительных средств. Всё более производительные процессоры, как универсальные х86, так и специализированные, дают возможность всё больше вычислений производить локально — и всё в меньшей степени задействовать передачу данных.
Кое-где, например, при ИИ-обработке видео с распознаванием предметов в потоке, попросту неразумно транслировать по сети столь огромные объёмы данных в облако. А те же Сири и Кортана отлично будут взаимодействовать с человеком из облака через голосовые терминалы даже при не самом широком канале связи.
CRN/RE: Как много, по-вашему, современный потребитель готов платить за умные вещи? Точнее — переплачивать по сравнению с полными функциональными их аналогами, но требующими по старинке ручного управления? Есть ли уже представление о ёмкости рынка повсеместно доступного ИИ? Или о том, как этот рынок развивать, на что направлять маркетинговые усилия, как стимулировать канал продаж?
И.К.: Мы не проводим детальных исследований на тему того, сколько потребитель готов переплачивать за умные вещи. Но знаем по общепризнанным оценкам аналитиков, что в перспективе ближайших лет умных устройств по всему миру появятся десятки миллиардов. Стоимость их выпуска при этом объективно будет падать относительно сегодняшней — по мере наращивания объёмов продаж.
Тут возникает вопрос: кто будет продавать умные вещи? Традиционно ведь ИТ-ритейлеры, к примеру, не торговали наручными часами. Но сегодня умные часы с весьма широкой функциональностью появляются в ассортименте почтенных часовых марок, и теперь уже традиционные продавцы часов не до конца понимают, как же такой товар продавать. Умные часы как продукт требуют новых стратегий продаж, которых не имелось прежде ни в часовом канале, ни в высокотехнологичном.
Если говорить про Intel, то мы, образно говоря, покупаем песок (исходное сырьё, из которого добывают кремний для микропроцессоров), а рыночную ценность изготавливаемому из него продукту обеспечивают люди и создаваемые ими инновации. То же и здесь: ценность отдельно взятого процессора минимальна, да ещё и уменьшается год от года, по мере совершенствования технологий. Потому и продавать «железо» как таковое становится всё менее выгодно. Что по-настоящему ценно, так это новые возможности, которые открывают непрерывно дешевеющие и умножающие свою мощность процессоры.
Сейчас в плане одного только ИИ очень много направлений развития ИТ-ритейла. Мне кажется, этот рынок едва начал выходить из экспериментальной стадии, избавляться от труднодоступности развитых средств ИИ, от дороговизны мощных вычислительных систем. У Intel, к примеру, есть development cloud, целое облако, которое мы предоставляем молодым разработчикам, чтобы они тренировали там свои модели, а затем использовали их уже на практике.
Если сегодня компания не использует те данные, которые тем или иным образом получает, то её уход с рынка — только вопрос времени. Главная ценность ритейлера — в понимании своего клиента. В том, чтó именно ему можно предложить, чтó ему действительно нужно, какие у него потребности. Каналы трансформируются, но ритейлеры никуда не денутся. Но действовать им придётся уже иными, высокотехнологичными методами.
И прежде всего — обращать себе на пользу сегментацию и персонификацию потребительского рынка. Рынок очень широкий, запросы у покупателей разные, и если чётко отождествить «своего» потенциального клиента, заинтересовать его и удержать, выгода окажется огромной. ИИ тут как раз в помощь: системы компьютерного зрения, например, которые неким образом классифицирует человека, попавшего в поле зрения камеры, и генерируют персонально для него рекламное предложение, способное его в полной мере заинтересовать. Всё это происходит автоматически на базе машинного обучения, с распознаванием эмоций человека при взгляде на тот или иной товар, с построением предиктивных моделей потребительского поведения на основе анализа прежних покупок и т. п.
При этом новые технологии, на мой взгляд, дополняют традиционные практики ритейла, а не отменяют их. Делают гибче, разнообразнее, чутче к запросам каждого отдельного потребителя. Всегда будут оставаться люди, которым нужны обычные, а не умные товары: весь рынок намного шире, чем его передний высокотехнологичный край. Кому-то по-прежнему необходим живой визит в магазин и общение с консультантом — и таких потребителей немало. Надо давать дополнительные возможности, а не перечёркивать существующие. Классический ритейл как площадка живой коммуникации с конечным покупателем никуда не денется.
Если в каком-то отдалённом будущем гипотетически можно предположить, что торговать с людьми в розницу будут исключительно компьютеры, то на этапе наполнения высокотехнологичного рынка без ритейлера никак не обойтись. Его задача — рассказывать потребителю о новых технологиях: как это работает, чем это полезно. И затем уже предлагать свои собственные сервисы, с их помощью генерировать добавленную стоимость. У Intel в России две тысячи партнёров, и я уверен, что у каждого из них налажены свои каналы, своя экосистема, что помогает им найти место на рынке.
Одна из лежащих на поверхности тем — персонификация продаж. Это значит не просто взять с полки выбранный покупателем по каким-то своим соображениям процессор и продать его, а понять, что человеку нужно на самом деле, в комплексе; с какой целью он этот процессор подбирает. И тогда уже предложить ему систему в сборе: компьютер с соответствующим ПО, онлайновыми сервисами, комплектом услуг и т. п. Ни у кого, кроме ритейлера, на всём рынке нет данных о конечных потребителях — и в этом его плюс. Он знает предпочтения, знает, что нужно, у него есть персонифицированные истории покупок.
Компании из ритейла, и не только они, начинают продавать обезличенные данные пользователей. Это тоже одна из возможностей. Однако ИТ-ритейлер, как более близкий к технологиям, сам может естественным образом что-то новое строить поверх традиционной схемы продаж, зная свой рынок. Он здесь выступает и как потребитель решений ИИ (которые, кстати, могут и должны разрабатывать для него интеграторы), и как создатель новых таких решений. У него широкий круг взаимодействия, и некоторые компании уже сейчас предлагают платформы для организации умной розничной торговли с кастомизацией под конкретного заказчика.
Иными словами, ритейлер должен не возвращаться к передвижению коробок, а генерировать добавочную ценность. Хотя бы потому, что измеряемая в деньгах ценность того, что строится поверх «железа», существенно превышает его собственную стоимость. Кастомизация ритейла неизбежна. Передвигать коробки по-прежнему будет необходимо, деваться от этого некуда, но денег такая деятельность будет приносить всё меньше.
CRN/RE: Как изменится В2В-бизнес в эпоху искусственного интеллекта? Ждут ли его настолько же кардинальные перемены, как и ИТ-розницу?
И.К.: Я убеждён, что да, поскольку игроки В2В и ритейла в известном смысле похожи. По крайней мере, похожи сейчас — в том смысле, что и те, и другие лучше всех знают своего клиента (заказчика, покупателя), и именно это знание могут монетизировать с наибольшей выгодой как для себя, так и для самого клиента. Мы уже работаем напрямую с сервисными компаниями в этом плане, пытаемся строить вместе с ними какие-то решения, которые помогут им освоиться в новых реалиях ИТ-рынка.
Всё это требует определённой экспертизы, и у Intel она есть. В России, как мы говорили, у нас более двух тысяч партнёров — и каждому требуется индивидуальная экспертиза для его решения. Предоставить такую услугу партнёру могут только интеграторы — уже располагающие собственной экспертизой по нашим продуктам и компонентам. В итоге для создания готового решения необходимо взаимодействие всего канала, начиная от производителей «железа» и разработчиков ПО.
Хочу подчеркнуть: на протяжении всей цепочки продаж, которую Intel организует, каждый её участник создаёт дополнительные ценности поверх полученного от предыдущего участника цепочки продукта. Мы ни в коем случае не рассматриваем себя как производителя вертикальных решений. Intel всегда видела себя горизонтальной компанией, предоставляющей и развивающей платформу: и аппаратные решения, и ПО для разработчиков, и разнообразные услуги для партнёров. Мы и планируем в будущем оставаться горизонтальной компанией — так, чтобы любой участник канальной цепи получал возможность выстраивать на предоставляемой нами базе что-то своё. Адаптировать наши решения для нужд отдельного сегмента своего рынка.
CRN/RE — информационный партнер MERLION IT Solutions Summit 2018.
Источник: Максим Белоус, crn.ru
