ИТ-отрасль в ожидании инвестиций

Инвесторы стали осторожнее и интересуются новыми нишами

Необходимого притока средств в сферу ИТ по-прежнему нет. Разразившийся кризис, который поверг в шок как инвесторов, так и получателей инвестиций, естественно, не прибавил отрасли шансов. Но постепенно ситуация нормализуется, и, по мнению многих экспертов, с конца прошлого года вновь растет внимание к инвестициям в ИТ-бизнес. Однако рынок существенно изменился.

Проблема зрелого возраста

По мнению Ульфа Перссона, главы инвестиционного фонда Mint Capital (инвестировал в несколько ИТ-компаний, в частности ABBYY, «Параграф», Verysell), с кризисом 2008 г. закончился начавшийся с кризиса 1998 г. 10-летний период, когда «все лодки всплыли», инвесторы обращали внимание на все компании и казалось, что во все можно будет инвестировать. Сейчас к ИТ-рынку, как, впрочем, и к другим, относятся гораздо более избирательно. «До сих пор «огромных успехов» в области ИТ-инвестиций, за отдельными исключениями, нет. К великому сожалению, потому что только такие примеры могут воодушевить инвесторов», — говорит он. В частности, не оправдались надежды целого ряда участников рынка на успешное IPO (вспомним, например, «Ситроникс»).

ИТ-рынок в его традиционном понимании (дистрибуция, системная интеграция и т. п.) везде перестал быть инвестиционно-привлекательным.

Рынок дошел до уровня зрелости, при котором начинается стагнация, этапов быстрого роста больше не будет, а инвесторов могут привлечь лишь некоторые нишевые зоны и Интернет в широком смысле, тем более проекты там малозатратные, уверен Игорь Агамирзян, генеральный директор Российской венчурной компании (РВК).

«Уже к тому времени, когда мы начинали бизнес в России, в конце 80-х, окно возможностей в традиционном компьютерном бизнесе закрылось, но мы, конечно, этого не понимали. Следующее окно возможностей было связано с Интернетом во второй половине 90-х, оно тоже благополучно закрылось, на нем выросло несколько национальных чемпионов, но глобальными они не стали и уже никогда не станут. Потом открылось окно возможностей, связанных с мобильной связью, смартфонами и пр., но, похоже, оно тоже закрывается либо уже закрылось, потому что глобальные чемпионы уже определились и значительных перестановок здесь не будет. А за закрытием окна возможностей идет неизбежная консолидация, всегда и на всех рынках», — поясняет он.

С тем, что тенденция к консолидации усиливается, согласны многие. «Сейчас будет все больше и больше слияний, потому что у большего числа компаний ничего интересного впереди нет. Они много лет работают в какой-то нише, заняли какое-то место, практически получается, это рабочее место для собственника. И со временем это должно надоесть», — считает Георгий Генс, президент группы компаний ЛАНИТ.

Впрочем, по мнению Ульфа Перссона, в ближайшие 10–15 лет следует ожидать быстрый рост сектора услуг в экономике (пока их доля в российском ВВП ниже, чем в Западной и даже Восточной Европе, а роль ИТ в предоставлении современных услуг очень велика. Действительно, ИТ уже стали платформой для любого технологического развития, и сегодня интересных для инвесторов проектов без ИТ-компонентов просто не бывает.

По мнению Агамирзяна, наиболее привлекательные для инвесторов типы проектов — это социальные сети (хотя наибольший интерес в них представляет медийная составляющая), встроенные интеллектуальные системы (smart city, smart grid и др.) и системы трекинга (отслеживание физического положения объектов).

Несмотря на большой шум вокруг стартапов как в мире, так и в России, большинство крупных инвесторов смотрят прежде всего не на них, а на компании, которые уже работают, получают какую-то прибыль и хотят расти. «Если ты можешь вложить, скажем, 10–15 млн., до 50 млн. долл., то для этого нужен определенный размер бизнеса, определенная история и опыт», — говорит Ульф Перссон. И проблема здесь не в количестве денег инвесторов, а в количестве проектов и заинтересованных компаний. В России, по его мнению, есть очень много приличных компаний, которые почему-то не хотят привлекать внешних инвесторов; разумеется, каждая из них имеет на это полное право, но в целом это недостаток рынка.

Если финансовым инвесторам кризис усложнил жизнь, то для инвестора-предпринимателя происходящие на рынке изменения могут оказаться на руку. Стоимость многих бизнесов резко упала, и появилась возможность сделать выгодные приобретения, которые в руках сильного менеджмента могут быстро дать отдачу — прямую или опосредованную.

Конечно, во время кризиса хорошо покупать компании, соглашается Георгий Генс, но, к сожалению, многие из них находятся в плохом состоянии. Группа ЛАНИТ была вынуждена купить две компании просто потому, что они не отдавали деньги, и покупка предоставляла наибольшие шансы на их возврат. К счастью, результаты оказались не такие уж плохие.

«На наше желание приобретать или не приобретать компании кризис не повлиял, — говорит он. — Дело скорее в другом: есть ли подходящая компания в нужном нам регионе или с нужными технологиями, чтобы возникала синергия. К сожалению, добиться той синергии, на какую с самого начала мы рассчитывали, удавалось далеко не всегда». (Напомним, что более чем за 20 лет работы на рынке группа ЛАНИТ приобрела более десятка компаний. — А. П.) Почему-то сразу после покупки бизнес компании становился не таким привлекательным, каким казался раньше. Проблема и в том, что сотрудники очень часто воспринимают продажу компании как личное оскорбление: „нас продали“».

В роли венчурного инвестора

Внешние инвестиции особенно нужны стартапам, компаниям, разрабатывающим новые, возможно, революционные технологии. Как правило, они не привлекают внимание обычных финансовых инвесторов, которым важен гарантированный возврат инвестиций, желательно в короткие сроки. Ручеек зарубежных венчурных инвестиций слишком слаб и непредсказуем. В последние годы государство, озаботившись необходимостью преодоления сырьевой зависимости и технологического отставания страны, пытается решить эту проблему.

Объектами венчурных инвестиций, которыми занимается РВК (создана в 2006 г., на 100% принадлежит государству, уставной капитал 30 млрд. руб.), объясняет Игорь Агамирзян, являются компании, имеющие потенциал нелинейного роста бизнеса, не зависящего впрямую от конкретного ресурса, в основном это компании, разрабатывающие продукты или предоставляющие автоматизированные сервисы. Соответственно любые компании, где объем бизнеса прямо связан с количеством людей (например, консалтинговые, системные интеграторы, учебные центры и др.), для венчурных инвесторов неинтересны.

РВК сейчас оценивает объем российского рынка венчурных инвестиций в 2 млрд. долл. Учитывая масштабы нашей экономики и объемы венчурных инвестиций в других странах, это мало, меньше, чем в Израиле или Финляндии.

В то же время, по словам Агамирзяна, РВК и 10 венчурных фондов, находящихся под ее управлением, не могут найти достаточное число достойных объектов для инвестиций — компании, людей, технологии. Это связано не только с определенной незрелостью рынка с точки зрения бизнеса, но и с крайне неблагоприятной средой для инвестиций в стране в целом — по практикам, по законодательству, по институтам более высокого уровня, говорит он.

Все-таки лучше что-то делать, чем ничего не делать

С момента объявления о проекте «Сколково» прошло уже более года, первоначальный «туман» несколько рассеялся, но проект по-прежнему вызывает много споров среди участников рынка и экспертов. Не стала исключением и дискуссия на IT-Summit’2011.

Естественно, что «за» выступают прежде всего те, кто так или иначе причастен к проекту.

Проект «Сколково» нужен и пока реализуется достаточно успешно, утверждает Игорь Агамирзян. Человек, несомненно, весьма компетентный, но в то же время заинтересованный (он участвовал в ранних стадиях обсуждения проекта, в качестве главы РВК входит в попечительский совет фонда «Сколково», а РВК является одним из соучредителей «Сколково»).

Крупные западные компании инвестируют в «Сколково» не столько ради улучшения своего реноме в глазах российской власти, сколько для развития перспективного рынка, считает Павел Бетсис, генеральный директор «Сиско Системс». В России на ИТ тратится примерно 1,5% ВВП, в разы меньше, чем в более развитых странах. Если благодаря тем или иным мерам стимулирования и поддержки на это будет расходоваться 3–4% ВВП, то размер «пирога» будет намного больше, соответственно увеличится доля Cisco и других западных компаний.

Противники «Сколково» считают, что этот проект отвлекает внимание власти от решения главных задач. Все-таки государство должно прежде всего заниматься не разовыми образцово-показательными проектами, а выступать в роли регулятора, создавать благоприятные условия для предпринимательства, улучшать в стране инвестиционный климат. Пока же происходит скорее обратное — условия ведения бизнеса лучше не становятся.

«До этого у нас еще были иллюзии, что государство наведет порядок, создаст нормальные условия для всех компаний, чтобы они могли выстраивать здоровый бизнес, не уходить в тень и т. д. Но сейчас внимание к реальному сектору сведено к нулю, больше никто не говорит о его проблемах, т. е. о проблемах всех нас, — сетует Михаил Краснов, президент группы компаний Verysell.

Заинтересованное мнение о проекте «Сколково»

Игорь Агамирзян: «На сегодня проект развивается на удивление быстро. Не скажу, что идеально, есть масса мелких огрехов и неверных решений, но развивается. Изначально задуманная там структура уже наполняется живыми людьми, а это очень важно. В частности, из пяти запланированных приоритетных кластеров по технологиям четыре уже созданы и имеют руководителей, в том числе ИТ-кластер. Создан некоторый, не скажу, что идеальный, механизм экспертизы проектов, он работает: насколько мне известно, прошло уже около 2 тыс. заявок. На сегодня статус участника «Сколково» получили 36 компаний, из них более 10 ИТ-фирм. Подписаны соглашения с рядом крупнейших мировых производителей — Cisco, Microsoft, Nokia (недавно добавилась и американская GE. — А. П.).

У меня складывается странное впечатление: интерес зарубежных партнеров, инвестфондов, крупных компаний необыкновенно высок, многие считают, что у нас в стране происходит революция в развитии технологического бизнеса, в то время как у нас в стране, во-первых, об этом гораздо менее известно, во-вторых, намного более критически оценивается. Очень многие сразу машут рукой: «очередной распил». Я понимаю, основания предполагать это, несомненно, есть. Тем не менее, с моей точки зрения, это тот случай, когда делать надо и лучше что-то, пусть не идеально, делать, чем не делать ничего вообще».

Скептически относится к «Сколково» Евгений Гонтмахер, замдиректора ИМЭМО РАН, член правления ИНСОР, и по многим причинам: «Главная причина: поставить палец на карту — здесь будет город заложен, как это было при Петре I — и создать там идеальный инвестклимат сейчас невозможно. В стратегические перспективы этого проекта я не верю, считаю, что сначала надо создать нормальный инвестиционный и институциональный климат в стране, а потом появятся точки роста, может быть, в Суздале, может быть, на Дальнем Востоке».

Как в частном порядке объясняют многие причастные к проекту люди, власти предпринимают попытку реализовать «маленькую мечту» в отдельно взятом Сколково, потому что просто боятся проводить такой эксперимент в масштабах страны. Вот если он окажется успешным, тогда попробуют его тиражировать.

Объяснение разумное. Действительно, сколько уже было примеров, когда самые правильные идеи давали нулевой результат, а то и превращались в свою полную противоположность при реализации в масштабах всей экономики.

Вспомним хотя бы предыдущую громкую инициативу государства — технопарки. Как рассказывает Георгий Генс, компания ЛАНИТ по ошибке в них поверила, что привело к большим потерям. На средства ЛАНИТ была куплена земля для технопарка, государство обещало обеспечить всю инфраструктуру, один раз власти дали деньги на проектирование примерно 1/100 объекта при условии, что компания инвестирует еще два раза по столько, после чего эти деньги взяли обратно, и все это продолжалось на фоне многократных обещаний.

«Перед воротами» Сколково российские и зарубежные компании оказываются в неравных условиях. От российских требуют, по крайней мере на словах, наличия какой-либо уникальной, прорывной технологии, из которой со временем могут родиться миллиарды. Правда, по мнению Игоря Агамирзяна, идеологи «Сколково» заблуждаются, говоря все время о прорывных технологиях: «На деле у нас и с коммерциализацией непрорывных технологий не так уж хорошо. Реально у этих 36 компаний в основном не прорывные технологии, а просто хорошо коммерциализируемые продукты».

В то же время от крупных западных компаний, которых приглашают создавать в «тепличных» условиях «Сколково» свои центры R&D, отнюдь не требуют, чтобы они разрабатывали там именно прорывные технологии.

Такое неравенство условий у многих вызывает недовольство.

Это неверный подход, считает Георгий Генс: на тех же условиях, что и западные, охотно поучаствовали бы и крупные российские ИТ-компании, тем более что у них имеется немало интересных разработок и стартапов. «Западные компания будут подбирать лучших специалистов, потому что за счет лучших налоговых условий могут им больше платить. Результаты этих R&D повысят их собственную капитализацию, а я провожу R&D гораздо дороже и с гораздо большими проблемами. Почему?» — возмущается он. Впрочем, одна из структур ЛАНИТ все же намерена участвовать в «Сколково».

«Никто не пригласил к инновациям тех, кто умеет делать реальный бизнес, — недоволен и Михаил Краснов. — Все говорят о стартапах, об университете в Сколково. Но считать, что большинство успешных предпринимателей приходят со студенческой скамьи, — это заблуждение. В основном кузницей кадров является отрасль, т. е. мы с вами».

Создание в Сколково центров R&D передовых западных компаний, поясняет Игорь Агамирзян, необходимо для передачи опыта инженерного менеджмента, потому что у нас в стране ни в одной отрасли, кроме ИТ, практически нет людей, способных организовать процесс прикладного исследования с разработкой продукта, который можно коммерциализировать. Со временем они насытят наш рынок такими специалистами.

Насытят ли? Или появится еще один канал утечки идей и людей, опасаются некоторые участники рынка.

«Не получится ли там „пылесос“ для высасывания каких-то редких идей и технологий этими самыми мультинациональными компаниями, которые доведут их до коммерческих продуктов и будут продавать нам же? Какой выигрыш получит от этого страна? Только воспитание компетентных кадров, которые со временем, возможно, придут в наши компании?» — беспокоится Валентин Макаров, президент НП «Руссофт».

Павел Бетсис отвергает опасность подобных негативных последствий. Во-первых, потому, что, по его мнению, красть пока нечего: «Давайте называть вещи своими именами — ИТ-отрасль в России не существует. Смысл в том, чтобы ее создать. Для этого и приглашают крупные международные компании». Во-вторых, он предлагает сравнить будущее «Сколково», например, с Израилем, где очень многие мировые лидеры в сфере инноваций имеют свои центры разработок, или с Кремниевой долиной, где их тоже немало (в том числе российский «Яндекс»): вряд ли там беспокоятся по поводу высасывания лучших местных идей и людей. Хотя и признает: да, в России «есть нюансы».

Серьезная проблема — это различие условий для большинства граждан России и для узкого круга обитателей Сколково, отвечает Михаил Краснов. «Если наше государство не создаст нормальных условий для того, чтобы люди хотели оставаться в России, заниматься здесь бизнесом, то, набравшись в Сколково опыта и знаний, они уедут в ту же Калифорнию или Израиль», — говорит он.

В статье использованы материалы панельной дискуссии «Когда ждать новую волну инвестиций в ИТ» на конференции IT-Summit’2011, состоявшейся в Суздале 6–9 апреля 2011 г.