Первый человек, о котором я вспоминаю, когда речь заходит о цифровой трансформации, — это Чарльз Дарвин, чьи слова «...выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям» стали по сути девизом современного быстроменяющегося мира.
В последнее время много говорится о том, что если компании, которые до недавнего времени занимали лидирующие позиции в различных секторах экономики, не освоят современные технологии, они просто вымрут, как динозавры. Чтобы избежать этой участи, необходимо перестраивать бизнес, как можно быстрее становиться цифровыми.
Но вряд ли напоминание об участии древних рептилий сможет заставить кого-то изменить свой бизнес. А вот динамика индекса Standard & Poor’s 500 (S&P500), который отражает капитализацию самых дорогих игроков глобального рынка, возможно, даст ответ на вопрос: зачем традиционной компании становиться технологической?
За 20 лет вес высокотехнологических компаний в рейтинге S&P500 увеличился в два раза. В 2016 г. технологический сектор поднялся на первое место и занял 19% общей капитализации (т. е. 17,4 трлн. долл.) компаний топ-500.
И кто же стоит во главе этого списка? Apple (1 место по итогам 2016 г.), Google (2), Amazon.com (4), Facebook (18). А вот 52% компаний, входивших в 2000 г. в список Fortune 500, уже не существует. В современном мире владельцам «заводов, газет, пароходов», которые долгое время возглавляли этот список, приходится уступать лидерство компаниям, у многих из которых и «за душой-то» ничего нет: ни средств производства, ни лицензий на разработку полезных ископаемых, ни основных фондов. Зато у них есть доступ к данным и, самое главное, умение их обрабатывать и выстраивать бизнес в зависимости от полученных результатов. И именно это умение позволяет им выполнять работу «быстро, дешево и качественно», тогда как их традиционные коллеги-конкуренты до сих пор предлагают клиентам выбирать лишь две составляющие из списка.
Цифровая революция кардинально меняет правила ведения бизнеса и дает возможности стартапам стремительно захватывать новые рынки, в то время как представителям традиционного бизнеса только и остается конкурировать между собой в рамках старых парадигм. В результате, по данным аналитиков, к 2020 г. средний срок жизни компаний, входящих в Standard & Poor’s 500, снизится до 12 лет (для сравнения — в 1960 г. этот показатель составлял 60 лет). А в исследовании (2016 г.) компании Global Center for Digital Business Transformation отмечается, что в ближайшие пять лет с рынка уйдет около 40% компаний-лидеров различных отраслей, если они не пройдут через цифровую трансформацию. И здесь речь идет не об ИТ-игроках, а о лидерах самых разных отраслей экономики, для которых раньше ИТ всегда были лишь затратной частью бюджета.
При этом, по оценке аналитиков IDC, мировой рынок технологий цифровой трансформации в период с 2014 г. по 2019 г. растет в среднем на 16,8% в год и к концу этого периода составит около 2,1 млрд. долл.
В то же время, по данным IBM, новые ИТ-рынки, так или иначе связанные с когнитивными решениями и обработкой неструктурированных данных, в ближайшем будущем (по крайней мере, до 2020 г.) будут прибавлять около 25% в год. А вот динамика рынка традиционных ИТ (включая так называемые облачные вычисления) в ближайшем будущем составит лишь 3–5% в год. Таким образом, разница в скоростях приведет к трансформации ИТ-индустрии и повлияет на используемые ИТ-инфраструктуры.
Так что же такое «цифровая трансформация»? Пожалуй, самое простое определение выглядит следующим образом: «Цифровая трансформация — использование современных технологий для кардинального повышения производительности и ценности предприятий». Здесь ключевое слово — «кардинальное».
Повторюсь: основное отличие компаний периода цифровой трансформации в том, что теперь их главным фактором производства становятся не какие-то физические средства, а данные и умение их обрабатывать. В этой ситуации каждый корпоративный заказчик уже не может воспринимать ИТ как что-то вспомогательное, ему следует быть не ПОТРЕБИТЕЛЕМ ИТ, а ИТ-компанией.
В качестве примера приведу фразу, которую Интернет приписывает одному из руководителей фирмы GE: «Если вчера вы легли спать как индустриальная компания, то сегодня проснетесь как компания, производящая ПО и аналитику». Не знаю точно, говорил ли этот человек такие слова, но суть высказывания («главное отличие компании от конкурентов будет заключаться не в том, что она производит самые лучшие турбины, а в том, что она создает самую лучшую аналитику для этих турбин») очень точно отражает изменения, которые происходят в результате цифровой трансформации, digital transformation, причем не только технологическим, но и к культурным.
В цифровой компании нового типа информационные технологии будут пронизывать буквально всё, они будут внедрены во все организационные структуры — от отдела кадров до совета директоров.
Мало того, как утверждают аналитики, сами ИТ в компаниях станут бимодальными — ИТ-отдел разделится на два типа. Первый будет отвечать за традиционные ИТ-функции, второй — за адаптивную работу, ускорение вывода продуктов на рынок, быструю эволюцию приложений и максимальную координацию с бизнес-подразделениями, т. е. станет тем самым «средством производства», о котором говорилось выше. Таким образом, первый тип ИТ будет ориентирован на обеспечение безопасности и точности бизнеса, второй — на ловкость и скорость роста игрока на рынке.
На конференции, проходившей в 2017 г., я поспорила с одним из спикеров на тему, смогут ли игроки из традиционных и привычных нам секторов экономики стать цифровыми? Действительно, трудно представить, что в компании, которая, например, занимается добычей нефти, на ИТ будет приходиться не 5% всего производственного процесса, а 90%. И будут они при этом не чем-то «вспомогательным», а основным средством производства. Но точно так же несколько лет назад невозможно было представить, что у одной из крупнейших мировых служб такси нет ни одной машины, что это просто платформа для заказа поездок. Трудно поверить и в то, что можно создать банк, у которого нет ни одного офиса по обслуживанию клиентов, и он работает с ними, не имея даже собственных банкоматов.
Кстати, о банках. Уже навязший в зубах пример: на официальном сайте «СберТеха» сообщается, что в 2017 г. количество сотрудников компании превысило 11 тыс. человек. И это не операционисты, не финансисты, а ИТ-специалисты. По словам Льва Хасиса, первого заместителя председателя правления Сбербанка, в 2014 г. банк потратил на ИТ более 65 млрд. руб. Более поздних заявлений руководителей этого финансового учреждения о такого рода расходах найти не удалось, но в интервью Лев Хасис отмечал, что каждый год планируется увеличивать инвестиции в ИТ не менее чем на 20%. Заметим, что по итогам 2014 г. указанная сумма (несмотря на внушительное абсолютное значение) составила всего 5% операционных доходов до резервов. По данным того же источника, расходы Альфа-банка на ИТ составляют 8% затрат, а «Юникредит» тратит на технологии 13%.
Вообще примечательно, что в цифровую трансформацию первыми включились именно банки — пожалуй, самые консервативные и закрытые в плане безопасности предприятия. Как отмечает Лев Хасис: «Для банков участие в гонке за клиента в цифровом пространстве становится вопросом жизни и смерти... Сегодня Сбербанк — это, по сути, ИТ-компания с банковской лицензией, а физическая сеть все больше становится интерфейсом, дополняющим возможности наших удаленных каналов обслуживания».
Подобные изменения затронут буквально все сферы нашей жизни, что приведет к очень серьезному перераспределению долей рынка во всех отраслях экономики. А возвращаясь к спору на конференции, могу предположить, что цифровая трансформация не уберет с рынка добывающих нефть и газ. Несомненно, «работающие на земле» компании останутся, но если будут заниматься только добычей, они, увы, утратят лидерство. Те игроки, что концентрируются только на процессе производства и используют ИТ как средство незначительного поступательного повышения эффективности своей работы, станут, грубо говоря, таксистами «Убера», которые будут бороться за подключение какой-то новой платформы по распределению нефти после ее добычи или, наоборот, по распределению контрактов на разработку нефтяных месторождений...
Возможно, кто-то спросит, зачем мы об этом рассказываем. Дело в том, что изменения в подходе к работе с клиентами должны произойти не только в головах руководителей тех компаний, которые раньше считались потребителями ИТ, но и всех игроков ИТ-рынка, поставляющих ИТ-решения корпоративным заказчикам. Мало того, системные интеграторы должны уже сейчас помочь клиентам понять суть преобразований, которые произойдут в тех сегментах рынка, в которых они работают.
Цифровая трансформация экономики, основанная на концепциях мобильности, облачной инфраструктуры, Интернета вещей и бизнес-аналитики, по мнению экспертов IDC, стала одним из основных трендов российского рынка ИТ. Проявляясь во всех секторах и сегментах, она подталкивает поставщиков ИТ-сервисов к разработке и скорейшему вводу в эксплуатацию новых продуктов, в то время как некоторые традиционные категории услуг устаревают. Клиенты больше не требуют отдельных или сегментированных услуг, предпочитая сложные интегрированные решения. В то же время драйверами роста рынка, по данным аналитиков IDC, станут проекты по развитию «умных» городов, дальнейшее внедрение государственных информационных систем, разработка инструментов предиктивной аналитики, мобильных решений и персонализированных сервисов. В новой парадигме системные интеграторы берут на себя роль поставщиков ИТ-услуг, и доля этого сегмента бизнеса в их портфеле будет только увеличиваться.
